ОТР программа "За дело": Как лишают дееспособности людей с тяжелой инвалидностью

Сотрудники фонда Екатерина Таранченко и Мария Иклюшина побывали в программе "За дело" ОТР

Ссылка на видео: https://www.youtube.com/watch?v=CuvBm0_Ty2c

Текст:

Илья Тарасов: Здравствуйте, меня зовут Илья Тарасов, и вы смотрите программу "За дело" мы говорим о самых острых социальных проблемах и даем инструкции по их решению. Прямо сейчас в российских психоневрологических интернатах находятся десятки тысяч человек, они полностью лишены свободы и права на выбор, справедливо ли это? Сегодня узнаем! У нас в гостях директор юридической службы фонда "Близкие другие" Екатерина Таранченко. Кать, привет!

Екатерина Таранченко: Привет!

Илья Тарасов: В чем заключается твоя работа?

Екатерина Таранченко: Я защищаю права социально уязвимой группы людей с инвалидностью, у нас куча законов и много чего положено, но люди мало об этом знают и мало умеют этим пользоваться, людям нужна помощь чтобы реализовать то, что на бумаге вроде как им положено. Защищаю их от нарушений, потому что их очень много, мы боремся за то чтобы восстановить их в правах.

Илья Тарасов: Лишить человека дееспособности легко или нет?

Екатерина Таранченко: Очень легко, как ни странно, это тяжелая странная история, я вот убедилась и мне стало страшно, например, его госпитализируют в психиатрическую больницу в связи с тем, что какое-то состояние у него не очень и там психиатрическая больница подает заявление в суд и, если у человека нет адвоката, защитника, очень трудно доказать, что ты вообще в нормальном состоянии. Всё, ты теряешь дееспособность и попадаешь в интернат.

Илья Тарасов: Детей из детских домов просто лишают дееспособности — вот так, мне кажется.

Екатерина Таранченко: Вообще сплошняком просто, попадают они автоматически, так же как по сути, практически автоматически сейчас лишаются дееспособности. То есть там по закону, перед тем, как человек уходит из детского дома, детский дом должен поставить вопрос о том, насколько дееспособен человек, для себя решить и, если он не очень дееспособен, то подать заявление в суд. Детские дома сейчас не сильно задумываются над тем, какие реально есть у человека способности, кроме того в детском доме очень мало человеком занимаются в принципе, он редко выходит за забор, часто он не видит денег, не ходит в магазин. Такой человек действительно дизадаптирован полностью. Какие вопросы, конечно он недееспособен, подают заявление в суд, на этом заканчивается его самостоятельность, которая и не начиналась, подписывается заявление о переводе его во взрослый интернат и всё, все строем идут в 99% случаев. Один из 100%, ему дадут квартиру, если у него есть какие-то родственники, кто за него будет бороться, чтобы у него был другой путь, а 99% из 100% - все идут в ПНИ, они недееспособны, у них опекуном становится интернат, за них все решается, тратится пенсия, их ограничивают в свободе, им могут запретить все что угодно, то есть человек полностью подвластен интернату.

Илья Тарасов: При условии, что человек даже не знает, что есть какая-то другая жизнь, точнее он может ее где-то видел по телевизору, но он не знает, что может на это рассчитывать, ему об этом никто не говорит.

Екатерина Таранченко: Да.

Илья Тарасов: Все началось с волонтерской деятельности?

Екатерина Таранченко: Я начинала работать в благотворительной организации "Перспектива", с детьми в Павловском детском доме, я никогда про инвалидов ничего особенного не думала, но как-то меня очень зацепили эти ребята, я поняла, что я хочу там остаться, провести год с ними, понять, как они там вообще, чем я могу быть там полезной.

Илья Тарасов: У твоего фонда жизнь началась с Павловского детского дома, а потом выяснилась что ребята из детского дома попадают, когда вырастают, в психоневрологический интернат.

Екатерина Таранченко: Да.

Илья Тарасов: Теперь это такая единая история связанная. Чтобы людям было понятнее, у нас есть фотографии: это фотографии твоих друзей, ребят, которыми ты занималась и, чтобы понять весь ужас и абсурд происходящего, мне кажется, надо рассказать на конкретных примерах, что, как и почему.

Екатерина Таранченко: Это мой любимчик, я с ним как раз начала работать, ему было восемь, это 11 или 12 лет назад. Саша, он был в моей группе, где я была волонтером, я его дальше продолжила сопровождать на всем его пути, как раз сейчас он уже переехал во взрослый интернат, но у меня всегда была мечта, я с какого-то момента поняла, что мне нужно сделать, я хотела, чтобы он как раз вышел из этого учреждения в жизнь гораздо более нормальную. У него большой потенциал, он веселый, сам научился читать и считать, характер у него смешной. Вот этот дом сопровождаемого проживания первый большой городской дом в Петербурге.

Илья Тарасов: Как он?

Екатерина Таранченко: Он там теперь подметает, борщ готовит, говорит: "Я еще хочу, а они мне не дают быть самостоятельным, мультиварку поставили на холодильник, чтобы я кнопки что ли зря не нажимал?". На самом деле сложноватая история, потому что его сейчас вернули в психоневрологический интернат, потому что якобы это очень сложный процесс оформления выписки человека, поэтому он должен там находиться, пока они не поймут, как же это сделать, оформить документы, что он выписывается в дом сопровождаемого проживания, это очень сложно! Хотя на самом деле это супер просто, но психоневрологический интернат борется за тех, кого он интегрировал, очень жестко держит людей в своих цепких лапах, но я очень верю, что у нас с Сашей получится и он выпишется и будет жить в этом доме.

Илья Тарасов: Это что за фотка?

 Екатерина Таранченко: Это у нас была такая прогулка, там есть девчонка одна из тех, кто сидит на коляске, она жила в детском доме, часто выезжала куда-то с волонтерами, Таня, она в детском доме очень много ездила, но у нее довольно тяжелая болезнь и требуется регулярное сложное медицинское сопровождение, но, тем не менее, это не мешает ей интегрироваться и где-то быть вне учреждения. Сейчас она тоже переехала в психоневрологический интернат и там сказали: "Всё, человек очень сильно болен", кроме того, ее лишили дееспособности, опекун интерната он знает, что человеку положено и ее просто не выпускают. Сейчас мы с волонтерами наметили какой-то план, чтобы хотя бы ее выпускали, чтобы она могла выезжать, потому что когда человек сильно болен и еще заперт, то это только укорачивает его жизнь.

  Это Вадик, тоже мой подопечный, но я была его педагогом, Вадик умер, это пример про то, что, когда ребят переселяют вот так автоматом во взрослый психоневрологический интернат в 18 лет, у них полностью ломается жизнь. Человеку не объяснить, куда его везут, Вадик не говорит, с ним можно другим образом, жестами, звуками общаться, он коммуницирует вполне хорошо, у него были очень сильные привязанности в детском доме. Он приехал и "сгорел" в первые полгода, он слепой был, просто "сгорел", потому что не понял где он теперь, у него не стало тех близких людей, которые с ним были, даже персонал, нянечки, они для него становятся близкими людьми, их просто не стало…

Олег, это я держу его на руках, мой второй такой воспитанник, это очень грустно, я хотела рассказать, что мы боролись, чтобы во взрослых интернатах сделали отделение для самых тяжелых детей, где больше персонала, больше помощи, мы надеялись, что там они не будут сгорать, вот и Олег туда переехал в такое отделение и я хотела сказать: "Ну вот, Олегу может больше повезло", но я получила звонок буквально перед эфиром, мне сказали: "Олег умер три часа назад". Это просто доказывает, мы детскому дому постоянно говорим: "Не надо в 18 лет выставлять таких сложных ребят, они умирают". Сейчас есть постановление правительства, по которому до 23 лет можно задерживать в детском учреждении, но Питер занимает очень жесткую позицию, что день рождения и на следующий день - чемодан, ну вот результат грустный.

Илья, а вот это, я думаю, все узнают: Павел Астахов, бывший омбудсмен по правам ребенка. С Ильи начался очень сильный правозащитный процесс как раз в детском доме, потому что была громкая история, Илья лег в больницу, он был истощен, кости одни и мамочки, которые это увидели, они были в шоке, тоже выложили фотки в интернет, тоже начался скандал, что за Освенцим, откуда ребенок. Выяснилась, что он из детского дома и приехал туда Астахов и стал контролировать то, как реализуются права детей и нам удалось в тот момент остаться волонтерами в этом детском доме, потому что волонтеров пытались выгнать и сказать, что не нуждаются в этих услугах и еще добиться того, что все ребята стали учиться в школе, до этого они просто лежали в кроватях и с ними ничего не происходило. Это просто колоссальная разница, потому что дети стали в течение дня заниматься, у них появилась какая-то жизнь, кто-то стал выезжать в школу, у кого-то в корпусе обучение, но это сильно изменило историю для них. Вот эта школа, первый год 2011, когда ребята, кому-то уже было 16 лет, он впервые пошел в школу.

Ну вот это Саня мой тот же самый, ему, по-моему, 12 тогда было, он впервые стал учеником, причем его сразу в пятый класс зачислили, к тому же парень научился считать сам.

Илья Тарасов: И это всего на всего десять историй, а в интернате тысячи человек и интернатов тысячи… Это столько людей, столько жизней, их просто, наверное, нет, этих жизней! Скольким ребятам ты уже помогла, скольким помогаешь сейчас, сколько сейчас дел, которые ты ведёшь?

Екатерина Таранченко: Мне кажется, в год мы ведем около трехсот случаев, чтобы сказать, сколько из них удалось довести до каких-то успешных историй, наверное, процентов 10% максимум, потому что это очень непробиваемая система, очень сложно. Я иногда думаю, что у меня так мало сил осталось, потому что больно смотреть как людей ломает, очень часто ничего не получается добиться, не проломить эту стену, но я понимаю, что я вижу и верю! Вот для этих парней Саши и Яши – его друга, хочу другой жизни добиться, я хочу увидеть, что в нашем государстве появится какая-то альтернатива жизни в интернатах и люди смогут как минимум, выбирать, выходить и мы увидим этих ребят на улице и не будем пугаться.

Илья Тарасов: Надеюсь, что скоро это произойдёт, Катя, спасибо тебе большое! Надо победить!

Екатерина Таранченко: Будем стараться!